— Да нет, вечер теплый, — лепетала Инга. Ключи она, похоже, так и держала в руках с тех пор, как он уехал, потому что тут же, у двери, и уронила связку. — Ой!
Джой, сжав губы, глядел, как девушка ощупывает руками асфальт — ко всему прочему еще и куриной слепотой страдает? Наклонившись, подобрал и потряс перед ее лицом зазвеневшими ключами.
Подъезд встретил их плотной темнотой. Джой громко цокнул языком: нет, акустические светильники, или, как в народе их называют, «хлоп-топ», здесь даже не ночевали…
— Ой, света нет, — повторила его мысли Инга упавшим голосом. — Ненавижу темноту!
— У вас на сотовом есть фонарик?
— Нет.
Джой обреченно вздохнул.
— Ничего-то у вас нет…
…даже памяти и, возможно, — ума. Эти мысли он оставил при себе. Осветил своим мобильником тамбур и лестницу, скомандовал:
— Идите к лифту!
Вот тут их ожидал сюрприз: лифт тоже не работал.
— И часто у вас такое?
— Днем все работало, — отозвалась Инга из темноты плачущим голосом. Джой спохватился и вновь зажег фонарик. Похвалил себя: умный такой, вернулся, долго бы она решалась на это восхождение! Если б вообще решилась.
— Дойдете? Мне не улыбается тащить вас на руках или на закорках. У меня спина слабая.
— Я вам не старуха и не инвалид! — огрызнулась Инга и демонстративно бодро пересчитала ногами ступеньки — впрочем, только до второго этажа.
— Что, уже устали?
Девушка смотрела вверх. Наверное, представляла бесконечные темные пролеты.
— Джой, а светите, пожалуйста, не только на ступеньки…
— Думаете, сейчас из-за угла кто-нибудь ка-ак выпрыгнет, ка-ак выскочит? — и Джой, осекшись, отвесил себе мысленного пинка: давай запугай ее окончательно! Посветил на площадку и даже на стены. — Довольны? Вперед!
Так и пошло: Джой освещал не только лестницу, но и нишу мусоропровода, дверные проемы, после этого Инга шагала вперед. Правда, с каждым пролетом все менее бодро, а между четвертым и пятым этажом и вовсе повисла на перилах. Джой задумчиво водил лучом фонарика по ступеням, слушал тяжелое дыхание девушки и прикидывал, не пора ли ее уже начать поддерживать. Раз не просит, значит, в помощи не нуждается. Но как бы не пришлось из-за ее упрямства и впрямь ее на себе тащить.
— Сейчас, — пробормотала Инга, — немножко передохну и…
— Давайте, — согласился Джой. — Чуть-чуть осталось.
Он повел фонариком и услышал, как Инга тихонько вскрикнула.
— Что такое? — Джой тут же вновь посветил наверх. Никого. — Что-то там увидели?
Он собрался сбегать осмотреть площадку, но Инга схватила его руку. Ладонь ее была холодной и влажной — от слабости? От испуга?
— Нет! Просто… постойте так. Со мной. Рядом.
Затылок обвеяло порывом холодного ветра — словно где-то распахнулось окно в зиму. Холод распространялся по его шее, по плечам, пока спина не превратилась в ледяную глыбу, в которую пойманной рыбиной был впаян недоумевающий Джой. Он продолжал держать фонарик, но свет подрагивал и смещался… от его участившегося пульса, что ли? Джой поглядел на опустившую голову Ингу: зажмурилась и почти не дышит. Что за?..
Он придвинулся — то ли заслонить от этого сквозняка, то ли просто… чтобы быть ближе. Ее рука сжала его запястье с неожиданной, неженской силой, но из-за этой боли Джой пришел в себя: резко обернулся, мазнув лучом света по сторонам.
Никого и ничего.
Как и следовало ожидать.
Инга шумно, глубоко вздохнула — словно из-под воды вынырнула.
— Ушла…
— А?
Девушка медленно отпустила его руку.
— Голова, говорю, закружилась.
— А, голова, понятно, — согласился Джой. Тетя Лина говорит, дочь часто жалуется на головокружение. Но всегда ли при этом она видит кого-то несуществующего? Потому что сейчас ей явно что-то показалось. Да она и его самого чуть не заставила это «что-то» увидеть! Вот это сила внушения!
— Идемте уже, — проворчал Джой. — Я так с вами до полуночи проваландаюсь.
Это опять была мертвая баба Ира. Она спускалась сверху, подметая лестницу полами своего любимого байкового халата, и глядела на нас, неодобрительно поджав сине-белые губы.
Она всегда так смотрела на парочки, застигнутые в ночном «дозоре», — бабушка была активисткой и ходила по темноте проверять, не затесался ли в родной подъезд кто-то чужой, или, может, наши местные тут по ночам пьют, курят и мусорят. Дочка Таня и ругалась, и умоляла ее не ходить, но баба Ира неукоснительно следовала своему долгу. Как ни странно, ей даже от наркоманов ни разу не влетело — те, тусовавшиеся одно время у нас между этажами, видимо, решили, что связываться с такой боевой старухой себе дороже, и свалили в другое, более спокойное место.
…Вместе с ней к нам сейчас спускались холод и страх.
Я зажмурилась и начала молиться. Ну как — молиться. Как всякий новомодно крещенный человек, я помню обрывки типа «отче иже еси на небеси», вот их и твердила, уцепившись для верности за горячую руку Джоя. Тот, кажется, слегка обалдел, потому что не только не стал вырываться, но еще и придвинулся. А я — клянусь! — слышала шорох шлепанцев и вечное «ходят тут, ходят, мусорят, гадят, по подъездам шастают… идите домой, кому сказала!».
Два привидения в один день, второе еще и в моем родном подъезде — это уж как-то совсем… переизбыток впечатлений!
Джой осветил замочную скважину, я вставила ключ и обернулась. Сказала неловко:
— Спасибо. Вы сегодня столько со мной провозились. Не знаю, как вас и благодарить…
— Счет за химчистку, — деловито напомнил парень.